— Ну ладно. Я не академик, но постараюсь представить себе, что подобная точка зрения имеет под собой почву. А что говорят сами эти математики?

— Гумбольдт решительно не хочет скандала. Он говорит, что если Себбет признается в присвоении этой идеи и не воспрепятствует Гумбольдту передать тезисы или хотя бы сделать доклад на конференции, он не станет выдвигать никаких официальных обвинений. Неэтичный поступок Себбета останется тайной, известной только им троим, включая капитана, так как, разумеется, никто из людей больше в эту историю не посвящен.

— А юный Себбет не соглашается?

— Наоборот, он во всем согласен с доктором Гумбольдтом — но с перестановкой имен, разумеется. Все то же зеркальное отражение.

— И значит, оба они, так сказать, в пату?

— Мне кажется, друг Элидж, что каждый ждет, чтобы другой не выдержал и признал свою вину.

— Ну, так пусть себе ждут.

— Капитан считает, что это невозможно. Видите ли, здесь есть два варианта. Либо оба будут упрямиться до посадки на Аврору, и тогда неминуемо разразится академический скандал. И капитан, отвечающий за поддержание закона и порядка на своем лайнере, получит выговор за то, что не сумел уладить все без шума. А он об этом и слышать не хочет.

— Ну, а второй вариант?

— Либо тот, либо другой признается в плагиате. Но будет ли признавшийся действительно виновным? Или он пойдет на это из благородного желания предотвратить скандал? А разве можно допустить, чтобы человек, готовый ради чести науки поступиться заслуженной славой, и в самом деле лишился этой славы? Или же в последний момент признается виновный, но так, чтобы создалось впечатление, будто он делает это исключительно из вышеупомянутых благородных побуждений, избежав таким образом позора и бросив тень на второго. Конечно, из людей знать об этом будет только капитан, но он не желает до конца своих дней мучиться мыслью, что невольно оказался пособником бессовестного плагиатора.

Бейли вздохнул.

— Ну, так сказать, кто кого пересидит. Кто не выдержит первым по мере приближения к Авроре? Это все, Даниил?

— Не совсем. Имеются свидетели.

— Черт побери! Почему же вы этого сразу не сказали? Какие свидетели?

— Камердинер доктора Гумбольдта…

— А, робот, наверное.

— Ну конечно. Его зовут Р. Престон. Этот камердинер, Р. Престон, присутствовал при первом разговоре, и он подтверждает рассказ доктора Гумбольдта во всех частностях.

— То есть он говорит, что идея принадлежала доктору Гумбольдту, что доктор Гумбольдт изложил ее доктору Себбету, что доктор Себбет пришел от нее в восторг и так далее?

— Вот именно.

— Ага. Но это решает вопрос? Или нет? По-видимому, нет.

— Вы совершенно правы. Вопроса это не решает, потому что имеется второй свидетель. У доктора Себбета также есть камердинер, Р. Аид, также робот и той же модели, что и Р. Престон, изготовленный в том же году, на том же заводе. Оба прослужили у своих хозяев одинаковый срок.

— Странное совпадение… Очень странное.

— И тем не менее это факт, который, боюсь, затрудняет возможность сделать какие-либо выводы из различий между камердинерами.

— Следовательно, Р. Аид показывает то же самое, что Р. Престон?

— Абсолютно то же самое, за исключением зеркальной перестановки имен.

— Другими словами, Р. Аид утверждает, что юный Себбет, тот, которому еще не исполнилось пятидесяти, сам наткнулся на эту идею, что он изложил ее доктору Гумбольдту, который не скупился на похвалы, и так далее?

— Совершенно верно, друг Элидж.

— Из чего следует, что один из роботов лжет.

— По-видимому, да.

— Ну, мне кажется, будет нетрудно решить, кто из них лжет. Вероятно, если опытный робопсихолог сделает даже поверхностное обследование…

— К сожалению, друг Элидж, на борту лайнера нет робопсихолога, достаточно квалифицированного, чтобы вынести суждение по столь деликатному вопросу. Подобные исследования можно будет произвести, только когда мы достигнем Авроры, так как ни доктор Гумбольдт, ни доктор Себбет не согласятся остаться без камердинеров на срок, который потребуется для обследования роботов земными специалистами.

— Но в таком случае, Дэниил, я не совсем понимаю, чего вы хотите от меня.

— Я глубоко убежден, — невозмутимо сказал Р. Даниил, — что вы уже наметили какой-то план действий.

— Ах так? Ну, по-моему, в первую очередь следует поговорить с этими математиками, один из которых — плагиатор.

— Боюсь, друг Элидж, что это невозможно. Они не могут покинуть лайнер из-за карантина. И по той же причине к ним не можете явиться вы.

— Да, конечно, Дэниил, но я имел в виду беседу по видеофояу.

— К сожалению, они вряд ли согласятся, чтобы их допрашивал простой полицейский следователь. Опять-таки вопрос престижа.

— Ну, а с роботами-то я могу поговорить по видеофону?

— Это, я полагаю, можно будет устроить.

— Попробуем обойтись и этим. Значит, мне придется взять на себя функции робопсихолога-любителя.

— Но вы же сыщик, друг Элидж, а не робопсихолог.

— Ну, неважно. Только прежде, чем я увижусь с ними, давайте поразмыслим. Скажите, а не может ли быть так, что оба робота говорят правду? Например, разговор между математиками велся полунамеками. И тогда каждый робот искренне верит, что идея принадлежала его хозяину. Или оба слышали лишь часть разговора, причем не одну и ту же, и пришли к одному и тому же выводу.

— Абсолютно невозможно, друг Элидж. Оба робота повторяют разговор совершенно одинаково, если не считать главного противоречия.

— Таким образом, несомненно, что один из роботов лжет?

— Да.

— Можно мне будет получить копию показаний, дававшихся в присутствии капитана?

— Я предвидел, что копия может вам понадобиться, и захватил ее с собой.

— Вот и чудесно. А роботам была устроена очная ставка? И это отражено в протоколе?

— Роботы просто рассказали то, что им было известно. Устраивать очную ставку правомочен только робопсихолог.

— Или я?

— Вы — сыщик, друг Элидж, а не…

— Ну ладно, ладно, Даниил. Подумаем-ка еще. При обычных обстоятельствах робот лгать не станет. Однако он солжет, чтобы не нарушить какой-нибудь из трех законов. Он может солгать, чтобы сохранить собственное существование в соответствии с Третьим законом. Еще легче он солжет, чтобы выполнить распоряжение, полученное от человека, поскольку это соответствует Второму закону. И он скорее всего солжет, если это понадобится для спасения человеческой жизни или если он таким способом воспрепятствует тому, чтобы человеку был причинен вред, согласно Первому закону.

— Совершенно верно.

— В данном случае каждый из этих роботов предположительно защищает профессиональную репутацию своего хозяина и ради этого в случае необходимости, несомненно, будет лгать. Ведь профессиональная репутация тут почти эквивалентна жизни, и Первый закон вынудит его ко лжи.

— Однако такой ложью каждый камердинер будет вредить профессиональной репутации другого математика, друг Элидж.

— Да, пожалуй. Но ведь репутация хозяина может представляться ему более значимой и важной, чем репутация любого другого человека. И в этом случае, с его точки зрения, ложь принесет намного меньше вреда, нежели правда.

Сказав это, Элидж Бейли умолк и задумался. Затем он продолжал:

— Ну, хорошо. Так вы мне дадите возможность побеседовать с роботами? Я думаю, лучше будет начать с Р. Аида.

— Робота доктора Себбета?

— Да.

— Ну, так подождите минутку, — сказал Р. Даниил. — Я захватил с собой микроприемник, соединенный с проектором. Мне потребуется только белая стена. Вот эта вполне подойдет, если вы разрешите мне отодвинуть ящики с картотекой.

— Валяйте. Мне что, нужно будет говорить в микрофон?

— Нет. Вы сможете говорить так, словно ваш собеседник находится перед вами. Но, извините, друг Элидж, мне придется еще немножко вас задержать. Я должен сперва связаться с космолетом и вызвать Р. Аида к передатчику.